Максимилиан нашел Элиану в гостиной, возле зажженного камина. Сколько раз он заставал ее здесь, уютно устроившейся на полу и глядящей в огонь. Обычно она сидела, запустив пальцы в распущенные волосы, в наброшенной на плечи длинной, расцвеченной радужными узорами шали, с пылающими румянцем щеками, с мечтательным блеском задумчивых глаз, не замечая ничего вокруг. В такие минуты она словно бы погружалась в себя, туда, где было страстное нетерпение души, огонь воображения, жар крови. В эти мгновения она находилась вне реальной жизни, вдали от всех, ее мысли, ее фантазии парили над миром, выше всего мелкого и наносного.

Максимилиан подошел и тронул женщину за плечо, а когда она повернулась, он увидел, что сегодня у нее совсем другой вид, – потерянный и мрачный. И в то же время эти странные пунцовые пятна на лице и сияющие яркими огненными точками глаза!

Максимилиан молчал в замешательстве, а Элиана глядела на него, стоящего посреди комнаты, высокого, стройного, красивого, окруженного игрою теней, и с тоскою в сердце думала о том, что пока он еще здесь, с нею, живой, реальный, но пройдет совсем немного времени, и он превратится в горькое и одновременно сладостное воспоминание, в видение, которое никогда уже не вернуть.

– Нам нужно поговорить, Макс, – сказала она. – Ты ничего не хочешь мне сообщить?

Он присел рядом. Отсветы пламени переливались в его светло-каштановых волосах, бросали на бледную кожу золотистые тени. И обновленная в помпейском вкусе комната казалась декорацией какого-то странного спектакля.

– О чем ты?

– О твоей поездке в Австрию.

– Что ж, – спокойно отвечал он, – я хотел тебе сказать.

– Сегодня?

– Да. Просто раньше я не был уверен в том, что поеду. – Пристальный, напряженный взгляд Элианы не отпускал его, и он добавил: – Это очень важная дипломатическая миссия. Я не могу упустить такой шанс.

– Ты уезжаешь надолго?

– Не знаю. Возможно, на год.

От неожиданности Элиана растерялась.

– На… год?!

В прекрасных синевато-серых глазах Максимилиана появилось то задумчиво-печальное выражение, которое некогда сводило ее с ума, заставляя сердце трепетать от сладкой тоски, а душу замирать в бессознательной, отчаянной надежде.

– Боюсь, переговоры затянутся. Правительство хочет договориться о создании коалиции европейских государств, а это нелегкая задача.

– Я могу поехать с тобой?

– К сожалению, нет. – И уловив выражение сомнения в ее лице, прибавил: – Я хотел бы этого, Элиана, но должен ехать один. Позволь не объяснять, почему, просто поверь. Это слишком ответственная поездка, и в данных обстоятельствах я не располагаю собой.

Услышав такое, она не выдержала.

– Но Софи Клермон едет с тобой!

– Софи Клермон? Со мной? – Максимилиан был застигнут врасплох и тем не менее сумел взять себя в руки. Обняв молодую женщину за плечи, он непринужденно засмеялся. – С какой стати? Да, она поедет вместе с делегацией, поскольку ее дядя занимает высокий пост в министерстве, а в наше время даме опасно путешествовать без сопровождения. Но ко мне это не имеет никакого отношения. Мадам Клермон едет не из-за меня. В Австрии воспитывается ее дочь.

– Но вы были вместе в Опере?

– Нет, – терпеливо отвечал Максимилиан, – я поехал один и случайно встретил там Софи в сопровождении мсье Рюмильи и нескольких служащих министерства. А ты в этот день плохо себя чувствовала, вспомни, и потому не могла пойти со мной.

– А имение ее родителей? Ты его выкупил?

– Поскольку мадам Клермон находилась в стесненных обстоятельствах, я одолжил ей деньги.

– Но ее дядя – очень состоятельный человек.

– Она не желает от него зависеть. Я был кое-чем обязан Софи: она неоднократно сообщала мне некоторые сведения, какие я не смог бы получить официальным путем.

Элиана замолчала. Ей не были известны размеры состояния Максимилиана (он никогда не заговаривал на эту тему), но она подозревала, что они весьма велики. И, несмотря на это, особняк, в котором она жила, не являлся ни его, ни ее собственностью, а был снят в аренду. Временное пристанище – не более того.

– Но, появляясь в обществе мадам Клермон, ты создаешь определенное мнение о ваших отношениях, – сказала молодая женщина.

Максимилиан сделал паузу, а когда заговорил, в его голосе зазвенели странные незнакомые ноты – точно отзвук ранее слышанной им, но неизвестной Элиане мелодии, а в спокойных синевато-серых глазах на мгновение появилось что-то пронзительное; они горели, сверкали, как никогда прежде.

– Что это – ревность, Элиана, или просто неумение понять? За те годы, пока мы были вместе, я не посмотрел ни на одну женщину и раньше, в Лондоне, клянусь, не имел ни единой сколько-нибудь значащей для меня связи, моим сердцем всегда владела только ты. Какие тебе нужны доказательства? Я долго жил с тобой и был счастлив, и не моя вина, что я должен уехать, – таковы обстоятельства. Служба в дипломатическом корпусе – ответственное дело, и я не могу пренебрегать решениями начальства. Я не способен принадлежать тебе безраздельно, как ты того желаешь, пойми!

«Ты уходишь в сторону от главного, Макс, – подумала Элиана, – сознательно уходишь. И я понимаю тебя, да, понимаю, только не так, как бы тебе хотелось».

И произнесла вслух:

– Прости. Поезжай – я не против. И не беспокойся обо мне, я перееду к Шарлотте.

Она заметила, как он тайком перевел дыхание.

– Но ты можешь остаться здесь. Я распоряжусь о выплате ренты.

– Не стоит. Мне не нужен такой большой дом. И едва ли я захочу кого-нибудь принимать.

Они вели хладнокровный деловой разговор, и Элиана думала о том, что повторяется ситуация девятилетней давности. Максимилиан не признается ей в любви, не дает никаких обещаний, не просит дождаться его. И отказывается взять ее с собой. Правда, тогда он все же вернулся и вернулся к ней, но в тот раз перед разлукой она явственно ощущала его страдания, нежелание ее покидать, а сейчас – нет. Он прощался с нею куда спокойнее, чем прежде, даже с облегчением, словно обстоятельства помогли ему решить какую-то сложную проблему. И потом – теперь с ним ехала другая женщина…

Элиана прикусила губу. Воспоминания о минутах прощания с Максимилианом тогда, в восемьдесят девятом, точно хвост сверкающей кометы, озарили собой отрезок ее жизни от момента расставания до новой встречи, а теперь, когда заглохнут его шаги, останется лишь ощущение пустоты.

И действительно, когда Максимилиан ушел, она почувствовала себя настолько опустошенной, что ей казалось, будто ее сможет унести порывом ветра, и в то же время ощущала такую тяжесть во всем теле, в сердце, в душе, что ей легче было бы лечь в могилу, чем сделать еще один шаг по земле.